УЛЬЯНОВСКИЙ В.И. Реалии и миф в житийной легенде об архиепископе Феодосии

«Личности Смутного времени» — так озаглавил свое ис­следование Н.И. Костомаров [1]. Это определение фактически «на­зывает» очень интересный, долгий и далеко не однозначный процесс поиска среди «прямых и кривых» Смутного времени Героев, вершителей Подвигов, людей Правды. Поиск Героев начали еще современники Смуты; в официальные рамки он был поставлен уже при первых Романовых. Но современники, видевшие, помнившие и знавшие реалии Смутного времени, не могли найти среди именитых и высокопоставленных людей идеал Героя. Все очень хорошо знали, что «незапятнанным» наверху никто не остался. И только через поколение поиск Ге­роев минувшей Смуты стал «обретать» реальные детали про­шлого. О них возникали и распространялись похожие на правду и малоправдоподобные легенды и были; об их подвигах расска­зывали литературные произведения; появились их первые жи­тия. Естественно, что главным хранителем Правды в обществен­ном сознании оставались Церковь и царь. Среди царствовавших особ явно не было претендента на Героя: ни Борис Годунов, ни Самозванец, ни Василий Шуйский на эту роль совершенно не подходили. Глорификация Михаила Федоровича, как и само его избрание, опиралась на юный возраст Михаила Романова в момент Смуты, его «незапятнанность», но в то же время в его деяниях отсутствовал Подвиг.

Церковь могла назвать Героями Смутного времени пост­радавших от «чужой власти» за Правду и Веру двух патриархов — Иова и Гермогена. И хотя на роль Героя еще при жизни явно претендовал Филарет Никитич, что отразилось в «Рукописи Филарета», сказаниях об избрании на престол Михаила Рома­нова и избрании на патриаршество Филарета, его деятельность во время Смуты (и особенно «тушинское патриаршество») не способствовала закреплению официальной «героической вер­сии» в народном сознании и литературной традиции. Факти­чески только патриархи Иов и Гермоген стали первыми обще­государственными сакральными Героями Смуты уже в середи­не XVII в. В 1652 г. из Старицы в Успенский собор Кремля был перенесен прах патриарха Иова, тогда же было создано его «Житие» и началось неканонизированное почитание. Прослав­ление патриарха Гермогена начали eine авторы сказаний и по­вестей Смутного времени, его неканонизированное почитание существовало параллельно с почитанием Иова.

Но еще ранее в сонм Героев Смуты в Астрахани был при­числен архиепископ Астраханский и Терской Феодосий. Его «Подвиг» был зафиксирован и достаточно подробно описан в «Житии», созданном после 1617 г. Если XVII и XVIII вв. «от­бирали» Героев Смуты, воздвигая своеобразный иконостас, то XIX в. принес новую парадигму — «пересмотра Героев». Это было связано с профессионализацией исторических исследо­ваний, применением элементов источниковедческого анали­за, рационализацией исторического прошлого. Сразу возникло два главных течения, которые, при изменении форм и мето­дов, сохранились доныне. Официозная наука (начиная от Н.М. Карамзина) придерживалась традиционных, так сказать, «ка­нонизированных» списков Героев Смуты. Отдельные же исто­рики и любители-самоучки пытались «ниспровергать канон», вынимая из иконостаса Героев многие имена. Наиболее про­фессионально это делал Н.Н. Костомаров.

Описанный процесс от XVII в. и до настоящего времени совершенно последовательно проявился также в объявлении, описании и изучении «Подвига» архиепископа Феодосия. Вер­сию «Жития» повторяли практически все краеведы, авторитет­ные историки Церкви (напр. Макарий Булгаков), светские уче­ные [2]. Вершиной легитимизации легенды о «Подвиге» стало оп­ределение проф. А. В. Карташева, будто Феодосий отказался признать Самозванца, был объявлен лишенным рассудка и оставлен под арестом [3]. Это заключение повторил в своей ста­тье, помещенной в первом выпуске «Мира Православия», А.В. Дубаков, не исследовав подробно вопроса и не высказав соб­ственного мнения [4]. Именно эта публикация вызвала появление настоящей статьи.

Отметим в самом начале, что в историографии «феодосиады» уже была сделана обстоятельная попытка подвергнуть со­мнению «Подвиг Героя». Ее предпринял первый публикатор «Жития» по самому древнему из известных в то время списков профессор Киевской Духовной академии А.А. Дмитриевский. Ученый назвал легендой обличение Феодосием Самозванца, но вместе с тем признавал маловероятными и сами события в Астрахани (восстание в поддержку Лжедмитрия I). А.А. Дмит­риевский полагал, что после хиротонии Феодосий оставался в Москве с 1602 по 1607 гг., поэтому мог лишь посылать в Аст­рахань грамоты об анафематствовании Самозванца. Феодосий подчинился обстоятельствам (воцарение Лжедмитрия I), но «в глубине души… протестовал против беспорядков… при Лжедмитрии 1» способствуя осуществлению планов митрополита Гермогена [5].

Легенда о «Подвиге» Феодосия опирается на единствен­ный источник провинциального происхождения — его «Жи­тие», сохранившееся в нескольких списках середины XVII — XVIII вв. (1657 г. — РГБ. ОР. Собр. Ундольского 385: издан А.А. Дмитриевским; XVII в. — РНБ. OP. О. XVII. 28; 1704 г. — ГИМ. ОР Синод. 858; XVIII в. — РГБ. ОР. Собр. Барсова 77)[6]. Обратимся к его содержанию. Здесь сказано, что, когда в Астрахани стало известно о воцарении Лжедмитрия I, «бысть смятение великое и распря в народе». Феодосий же «глаголяше в народе, яко царь нечестив явился, а не правоверен, наипаче нечестив». За эти слова астраханцы чуть не убили архиепископа, разграбили его подворье, «многих людей смерти предаша». Феодосия же, би­чуя его «святопомазанную голову», заточили в Троицкий мо­настырь. После этого владыку «со многим бесчестием» доста­вили в Москву на суд Самозванца. На вопрос последнего, счи­тает ли Феодосий его царем, архиепископ будто бы отвечал: «Ведаю де, что ты называешься царем, но прямое имя твое Бог весть. А прирожденный царевич Дмитрий Иванович убит на Углече, а мощи его там же». После этих слов владыка вышел из царских палат, Лжедмитрий I не велел его трогать, Феодосий поселился на подворье митрополита Гермогена, «нечестиваго царя обличи и многи ему укоризны изрече».

Таким образом, в житийном изложении главный «Под­виг» Феодосия состоит в двукратном обличении Самозванца- царя: в Астрахани и в Москве. Но начать все же следует с Мос­квы. Именно здесь в 1602 г. патриарх Иов хиротонисал давно известного ему игумена Феодосия в архиепископы [7], вручив последнему среброзолоченый посох (в начале XX века хранил­ся в кафедральном соборе). Эту связь следует подчеркнуть осо­бо: приказ об анафеме Самозванцу был издан патриархом Иовом, Феодосий должен был исполнять его неукоснительно. Напомним, что Иов до конца остался верным Годуновым и был низложен с патриаршества, но за ним не последовал ни один из епископов. Важно также, что хиротония Феодосия со­стоялась в 1602 г., причем после сентября (когда игумен освя­тил новую соборную Троицкую церковь). Некоторое время после хиротонии Феодосий оставался в Москве (см. вкладную на книге Василия Великого «О постничестве» — БРАН, инв. 48). Именно к этому времени относится «развертывание» деятельности Гри­гория Отрепьева: он стад известен как автор службы Петру, Алексию и Ионе, стал патриаршим диаконом («для книжного писма»; «яко добр книжник и писец … труждаяся у святейшего Иова патриарха, в келии святые книги пиша» [8]), присутство­вал на заседаниях Освяшенного Собора и Боярской Думы. По словам Иова, чернеца Григория знали и епископы, и игуме­ны, и весь Освященный Собор. По официальным данным, именно перед Собором Григорий был впервые обличен мит­рополитом Ростовским Ионой, но патриарх «ни во что же вмених сия словеса его» [9]. Тем не менее вскоре все же были найде­ны «письмена», говорившие о «богоотступничестве и черно­книжии» Григория; по решению Собора и патриарха его долж­ны были сослать на Белозеро в пожизненное заточение Та­ким образом, когда Феодосий находился в Москве, «жизнь и деяния» Григория были и на виду, и на слуху. Нельзя также не вспомнить о длительном пребывании Феодосия настоятелем церкви Бориса и Глеба в Ярославле, а затем Толгского монас­тыря и о его связях с Ростово-Ярославской митрополией, гла­ва которой первым обличал Григория Когда же в Речи Посполитой появился Самозванец и в патриарших грамотах был на­зван Григорием Отрепьевым, Феодосию легко было «соотнес­ти» личности и выполнить приказ об анафематствовании, что сделали и все иерархи Русской Церкви. Это, впрочем, не поме­шало им же 20 июня торжественно встречать Самозванца на лобном месте, а затем венчать на царство [10]. Имена иерархов, встречавших Лжедмитрия и принимавших участие в церемо­нии венчания, источники не называют. Можно предположить, что Феодосия еще не было в то время в столице, хотя, по мнению И.О. Тюменцева, архиепископ был доставлен в лагерь Самозванца в Орел, где, «спасая свою жизнь, покаялся и ми­лостиво был прощен» [11].

Судьба Феодосия, по-видимому, была все же связана с астраханскими событиями и судьбой воеводы М.Б. Сабурова, который был отставлен в конце июня 1605 г. и замещен сначала кн. В.М. Лобановым-Ростовским, а только в конце августа — кн. И.Д. Хворостининым [12]. Но Сабуров не был «арестован», он стал боярином в Думе Самозванца и в качестве астраханского воеводы размещал на жительство сосланных родственников — Годуновых, затем был назначен воеводою в Цареве-Борисове [13]. Примечательно, что и Сабуров, и Феодосий названы в «спис­ке сената» Лжедмитрия 1 как члены его Боярской Думы. Все это позволяет сомневаться в упорстве как воеводы, так и архи­епископа, не признавших будто бы власть Самозванца. По-видимому, это «непризнание» относилось к более раннему пери­оду, когда Самозванец лишь начинал военную акцию. В апре­ле—мае 1604 г. он послал С. Свирского с «царским знаменем» к донским казакам. В октябре 1604 г. у Монастыревского острога в его стан пришел отряд, состоящий из казаков донских, терс­ких и яицких, а в ноябре под Чернигов прибыло еще 9 тыс. дончаков. Движение донских, терских и яицких казаков в пользу Самозванца не могло остаться неизвестным в Астрахани, как и переход под Кромами 7 — 9 мая 1605 г. на сторону самозванца всего войска Годуновых [14]. Когда казаки, воспринимая все эти известия, заволновались, архиепископ еще продолжал анафематствовать «ростригу Гришку Отрепьева» (как и во всех епар­хиях государства). Неопределенность ситуации, когда ни вое­вода, ни архиепископ не решались ничего предпринимать до получения известий о власти в Москве, продлилась до конца июня 1605 г. Тогда воевода Сабуров признал царя-Самозванца, получил боярский чин и новое назначение, а владыка Феодо­сий претерпел гонения от астраханцев. Доказательств, что он продолжал анафематствовать Отрепьева, мы не имеем, кроме житийной легенды; между тем Феодосий единственный оли­цетворял сторонников Годуновых и низложенного патриарха Иова и лишь поэтому в глазах астраханцев подлежал наказа­нию. Напомним, что местное казачество уже до появления Са­мозванца находилось в определенной конфронтации с офици­альной властью, правительство Годунова в этой среде не име­ло популярности.

Сознательное противодействие Феодосия власти царяСамозванца в Астрахани маловероятно также в связи с его «вто­рым московским пребыванием». Точно не известно, когда имен­но владыка оказался в столице. Но уже в списке членов Боярс­кой Думы Лжедмитрия, составленном 10—13 апреля 1606 г. [15], он значится среди членов Освященного Собора Думы[16]. Ясно, что либо Герой смирился, либо таковым и не был. В этой связи важно отметить одно обстоятельство: Феодосий проживал на подворье митрополита Гермогена. С последним связывают от­крытое выступление за перекрещивание Марины Мнишек пе­ред венчанием. Таким образом, Феодосий вновь попадает в число Героев-оппозиционеров. Но если Гермоген, как считают, был удален на кафедру в Казань, то Феодосий продолжал жить на подворье митрополита (Астраханская архиепископия в 1602 г была выделена из Казанской, поэтому первое время своего подворья в Москве не имела). Более того, 8 мая 1606 г. он вме­сте с архиепископом-греком Арсением Элассонским подно­сил корону Марине Мнишек, которая так и не приняла пере­крещивания [17]. Наконец, наряду с остальными, Феодосий под­нес подарки Самозванцу [18].

Косвенным подтверждением лояльного отношения Фео­досия к Лжедмитрию I стало его отправление на епархию Ва­силием Шуйским. Новый царь использовал все возможные сред­ства для дискредитации Самозванца, даже свидетельства полу­слепого Иова и Марии Нагой. «Героизм» прежних обличений Феодосия был весьма кстати, но им не воспользовались. Вмес­то этого архиепископ в составе комиссии митрополита Фила­рета был послан в Углич для обретения и перенесения мощей царевича Дмитрия (3 июня 1606 г.) Эта «миссия искупления» весьма символична. Оба иерарха в свое время относились ло­яльно к Самозванцу. Филарет именно в его царствование стал митрополитом. Теперь Филарет Никитич претендовал на пат­риаршество. Однако, пока комиссия ездила в Углич, царь при­нял решение о возведении на патриаршество Гермогена. По приезде из Углича и Филарет, и Феодосий были отправлены на свои кафедры. Возможно, приведенные факты свидетель­ствуют о близости Феодосия к «партии» Романовых, которая, между прочим, стояла у колыбели идеи самозванчества. Новый патриарх Гермоген не поддержал Феодосия (важные иерархи оставались в столице), что также свидетельствует о расхожде­нии их позиций еще со времен Лжедмитрия I.

Итак, если на вопрос, имели ли место обличения Само­званца Феодосием, мы не можем ответить достаточно аргумен­тированно, то все же названные факты «услужения» Лжедмитрию I перечеркивают сам Подвиг, который всегда ставился в прямую зависимость от противостояния «ложному царю», и в этом смысле «полуправды» быть не могло. С другой стороны, совершенно понятно^ что при поголовном признании «царя Дмитрия Ивановича» Героя в среде «верхов» общества «обре­сти» было невозможно, когда еще здравствовали очевидцы и свидетели. Лишь после исчезновения «поколения Смуты», ког­да не было ни очевидцев, ни названных Героев, это стало воз­можным. Для церковных иерархов Смутного времени шанс воз­растал, когда у мощей начинались чудеса, а сами они (как в случае с Феодосием) обретались нетленными во «всевидении» («светло аки живе сущу») [19]. Если же это происходило в провин­ции, вдали от «всепомнящей Москвы», то появление легенды в «Житии» становилось возможным и в 1617 г., что, кроме всего прочего, «искупало» двойную вину астраханцев («арест» 1605 г., недопущение к погребению в 1607 г.) перед своим первым архиепископом.

УЛЬЯНОВСКИЙ В.И. Духовник самозванца архимандрит Исайя: миссия молчания

Примечания

[1] Костомаров Н. И. Личности Смутного времени // Истори­ческие монографии и исследования. СПб., 1881. Т. 3.

[2] Ключевский В. О. Древнерусские жития святых как истори­ческий источник. М., 1987. С. 333.

[3] Макарий Булгаков, митр. История Русской Церкви. СПб., 1881. Т 10. Кн. 1. С. 105 — 106; Саввинский И. Историческая записка об Астраханской епархии за 300 лет ее существования. Астрахань, 1903. С. 117.; Ключаревская летопись. Астрахань, 1887 С. 10; Благонравов М. Архиереи Астраханской епархии за 300лет ее существования. Астрахань, 1902. С. 6; Любавский П. Иерархия Астраханской епархии // ЧОИДР. 1848. T. IV. С. 65 — 66; Вест­ник Европы. 1866. T. II. С. 14; Костомаров Н.И. Собр. соч. Кн. 11. T. IV. СПб., 1904. С. 142.

[4] Карташев А. В. Очерки истории Русской Церкви. Т 2. М., 1992. С. 55.

[5] Дубаков А.В. Первый Астраханский архиепископ Феодосий // Мир Православия. Волгоград, 1997. С. 58 — 59.

[6] Строев П. Списки иерархов и настоятелей монастырей Российской церкви. СПб., 1877. Стб. 309.

[7] ДАИ. T. 1 СПб., 1846. С. 255, 258; ААЭ. Т. 2. С. 79; РИБ. Т. XIII. СПб., 1909. Стб. 933. РНБ. ОР. Ф. 487. On. 2. Ed. F. 216. Л. 71 об. ДАМ. T. 1. С. 255; Сб. материалов по русской истории на­чала XVII века. СПб., 1896. С. 63.

[8] Дмитриевский А.А. Житие и подвиги первого астраханско­го архиепископа Феодосия // Труды КДА. 1903. Кн. 5. С. 148 — 151; См. также: Ключевский В. О. Древнерусские жития. С. 333; Платонов С.Ф. Древнерусские сказания и повести о Смутном времени XVII века как исторический источник. СПб., /888. С. 296 — 297; Он же. Соч. Т. 2. СПб., 1913. С. 373; Иванов Ф.И. Церковь в эпоху Смутного времени на Руси. Екатеринослав, 1906. С. 53, пр. 2.

[9] Барсуков П. Источники русской агиографии. СПб., 1882. Стб. 601 — 602; Дмитриевский А.А. Житие и подвиги. С. 145 — 171.

[10] РИБ. Т. ХШ. Стб. 536; РИБ. OP. F. IV. 228. Л. 110; РГБ. ОР. Мр. 2900. Л. 24 об.

[11] Тюменцев И О. Государство и Церковь в России в 1608 — 1610 гг. // Средневековое Православие от прихода до патриарха­та. Волгоград, 1997. С. 114.

[12] Белокуров С.А. Разрядные записи за Смутное время. СПб., 1907. С. 40, 202, 205; ЧОИДР. 1918. Кн.1. С. 325- 326; РЯБ. ОР. Ф. 775. Ед. 1860. Л. 741 об.; Смирнов И. И. Астрахань и восста­ние Болотникова // Исторические Записки. 1947. Т. 22. С. 170 — 175.

[13] Веселовский С. Б. Исследования по истории класса служи­лых землевладельцев. М., 1969. С. 193; Зимин А.А. Состав Боярс­кой Думы в XV — XVII веках // Археографический ежегодник за 1957год. М., 1858. С. 78, пр. 448; Белокуров С.А. Разрядные запи­си. С. 202.

[14] Ульяновский В. И. Россия в начале Смуты: очерки социаль­но-политической истории и источниковедения. Ч. 1. Киев, 1993. С. 82 87, 92.

[15] Там же. Ч. 2. С. 68 — 76.

[16] РГАДА. Ф. 149. On. 1. Ed. 9. Л. 1 — I об.; Собрание государ­ственных грамот и договоров (СГ ГД). СПб., 1819. Ч. 2. С. 208. Там же. С. 292.

[17] РГАДА. Ф. 149. On. 1. Ед. 28 в. СГГД. Ч. 2. С. 311, 316; ДАИ. T. 1. С. 262.

[18] Ульяновский В И. Православная Церковь и Лжедмитрий 1 // Архив русской истории. М., 1993. Вып. 3. С. 39 — 65.

[19] Дмитриевский А.А. Житие и подвиги. С. 170 — 171.

УЛЬЯНОВСКИЙ В.И. Реалии и миф в житийной легенде об архиепископе Феодосии // Мир Православия. Сборник статей. Волгоград, 1998. Вып. 2. С. 35-43.