«Личности Смутного времени» — так озаглавил свое исследование Н.И. Костомаров [1]. Это определение фактически «называет» очень интересный, долгий и далеко не однозначный процесс поиска среди «прямых и кривых» Смутного времени Героев, вершителей Подвигов, людей Правды. Поиск Героев начали еще современники Смуты; в официальные рамки он был поставлен уже при первых Романовых. Но современники, видевшие, помнившие и знавшие реалии Смутного времени, не могли найти среди именитых и высокопоставленных людей идеал Героя. Все очень хорошо знали, что «незапятнанным» наверху никто не остался. И только через поколение поиск Героев минувшей Смуты стал «обретать» реальные детали прошлого. О них возникали и распространялись похожие на правду и малоправдоподобные легенды и были; об их подвигах рассказывали литературные произведения; появились их первые жития. Естественно, что главным хранителем Правды в общественном сознании оставались Церковь и царь. Среди царствовавших особ явно не было претендента на Героя: ни Борис Годунов, ни Самозванец, ни Василий Шуйский на эту роль совершенно не подходили. Глорификация Михаила Федоровича, как и само его избрание, опиралась на юный возраст Михаила Романова в момент Смуты, его «незапятнанность», но в то же время в его деяниях отсутствовал Подвиг.
Церковь могла назвать Героями Смутного времени пострадавших от «чужой власти» за Правду и Веру двух патриархов — Иова и Гермогена. И хотя на роль Героя еще при жизни явно претендовал Филарет Никитич, что отразилось в «Рукописи Филарета», сказаниях об избрании на престол Михаила Романова и избрании на патриаршество Филарета, его деятельность во время Смуты (и особенно «тушинское патриаршество») не способствовала закреплению официальной «героической версии» в народном сознании и литературной традиции. Фактически только патриархи Иов и Гермоген стали первыми общегосударственными сакральными Героями Смуты уже в середине XVII в. В 1652 г. из Старицы в Успенский собор Кремля был перенесен прах патриарха Иова, тогда же было создано его «Житие» и началось неканонизированное почитание. Прославление патриарха Гермогена начали eine авторы сказаний и повестей Смутного времени, его неканонизированное почитание существовало параллельно с почитанием Иова.
Но еще ранее в сонм Героев Смуты в Астрахани был причислен архиепископ Астраханский и Терской Феодосий. Его «Подвиг» был зафиксирован и достаточно подробно описан в «Житии», созданном после 1617 г. Если XVII и XVIII вв. «отбирали» Героев Смуты, воздвигая своеобразный иконостас, то XIX в. принес новую парадигму — «пересмотра Героев». Это было связано с профессионализацией исторических исследований, применением элементов источниковедческого анализа, рационализацией исторического прошлого. Сразу возникло два главных течения, которые, при изменении форм и методов, сохранились доныне. Официозная наука (начиная от Н.М. Карамзина) придерживалась традиционных, так сказать, «канонизированных» списков Героев Смуты. Отдельные же историки и любители-самоучки пытались «ниспровергать канон», вынимая из иконостаса Героев многие имена. Наиболее профессионально это делал Н.Н. Костомаров.
Описанный процесс от XVII в. и до настоящего времени совершенно последовательно проявился также в объявлении, описании и изучении «Подвига» архиепископа Феодосия. Версию «Жития» повторяли практически все краеведы, авторитетные историки Церкви (напр. Макарий Булгаков), светские ученые [2]. Вершиной легитимизации легенды о «Подвиге» стало определение проф. А. В. Карташева, будто Феодосий отказался признать Самозванца, был объявлен лишенным рассудка и оставлен под арестом [3]. Это заключение повторил в своей статье, помещенной в первом выпуске «Мира Православия», А.В. Дубаков, не исследовав подробно вопроса и не высказав собственного мнения [4]. Именно эта публикация вызвала появление настоящей статьи.
Отметим в самом начале, что в историографии «феодосиады» уже была сделана обстоятельная попытка подвергнуть сомнению «Подвиг Героя». Ее предпринял первый публикатор «Жития» по самому древнему из известных в то время списков профессор Киевской Духовной академии А.А. Дмитриевский. Ученый назвал легендой обличение Феодосием Самозванца, но вместе с тем признавал маловероятными и сами события в Астрахани (восстание в поддержку Лжедмитрия I). А.А. Дмитриевский полагал, что после хиротонии Феодосий оставался в Москве с 1602 по 1607 гг., поэтому мог лишь посылать в Астрахань грамоты об анафематствовании Самозванца. Феодосий подчинился обстоятельствам (воцарение Лжедмитрия I), но «в глубине души… протестовал против беспорядков… при Лжедмитрии 1» способствуя осуществлению планов митрополита Гермогена [5].
Легенда о «Подвиге» Феодосия опирается на единственный источник провинциального происхождения — его «Житие», сохранившееся в нескольких списках середины XVII — XVIII вв. (1657 г. — РГБ. ОР. Собр. Ундольского 385: издан А.А. Дмитриевским; XVII в. — РНБ. OP. О. XVII. 28; 1704 г. — ГИМ. ОР Синод. 858; XVIII в. — РГБ. ОР. Собр. Барсова 77)[6]. Обратимся к его содержанию. Здесь сказано, что, когда в Астрахани стало известно о воцарении Лжедмитрия I, «бысть смятение великое и распря в народе». Феодосий же «глаголяше в народе, яко царь нечестив явился, а не правоверен, наипаче нечестив». За эти слова астраханцы чуть не убили архиепископа, разграбили его подворье, «многих людей смерти предаша». Феодосия же, бичуя его «святопомазанную голову», заточили в Троицкий монастырь. После этого владыку «со многим бесчестием» доставили в Москву на суд Самозванца. На вопрос последнего, считает ли Феодосий его царем, архиепископ будто бы отвечал: «Ведаю де, что ты называешься царем, но прямое имя твое Бог весть. А прирожденный царевич Дмитрий Иванович убит на Углече, а мощи его там же». После этих слов владыка вышел из царских палат, Лжедмитрий I не велел его трогать, Феодосий поселился на подворье митрополита Гермогена, «нечестиваго царя обличи и многи ему укоризны изрече».
Таким образом, в житийном изложении главный «Подвиг» Феодосия состоит в двукратном обличении Самозванца- царя: в Астрахани и в Москве. Но начать все же следует с Москвы. Именно здесь в 1602 г. патриарх Иов хиротонисал давно известного ему игумена Феодосия в архиепископы [7], вручив последнему среброзолоченый посох (в начале XX века хранился в кафедральном соборе). Эту связь следует подчеркнуть особо: приказ об анафеме Самозванцу был издан патриархом Иовом, Феодосий должен был исполнять его неукоснительно. Напомним, что Иов до конца остался верным Годуновым и был низложен с патриаршества, но за ним не последовал ни один из епископов. Важно также, что хиротония Феодосия состоялась в 1602 г., причем после сентября (когда игумен освятил новую соборную Троицкую церковь). Некоторое время после хиротонии Феодосий оставался в Москве (см. вкладную на книге Василия Великого «О постничестве» — БРАН, инв. 48). Именно к этому времени относится «развертывание» деятельности Григория Отрепьева: он стад известен как автор службы Петру, Алексию и Ионе, стал патриаршим диаконом («для книжного писма»; «яко добр книжник и писец … труждаяся у святейшего Иова патриарха, в келии святые книги пиша» [8]), присутствовал на заседаниях Освяшенного Собора и Боярской Думы. По словам Иова, чернеца Григория знали и епископы, и игумены, и весь Освященный Собор. По официальным данным, именно перед Собором Григорий был впервые обличен митрополитом Ростовским Ионой, но патриарх «ни во что же вмених сия словеса его» [9]. Тем не менее вскоре все же были найдены «письмена», говорившие о «богоотступничестве и чернокнижии» Григория; по решению Собора и патриарха его должны были сослать на Белозеро в пожизненное заточение Таким образом, когда Феодосий находился в Москве, «жизнь и деяния» Григория были и на виду, и на слуху. Нельзя также не вспомнить о длительном пребывании Феодосия настоятелем церкви Бориса и Глеба в Ярославле, а затем Толгского монастыря и о его связях с Ростово-Ярославской митрополией, глава которой первым обличал Григория Когда же в Речи Посполитой появился Самозванец и в патриарших грамотах был назван Григорием Отрепьевым, Феодосию легко было «соотнести» личности и выполнить приказ об анафематствовании, что сделали и все иерархи Русской Церкви. Это, впрочем, не помешало им же 20 июня торжественно встречать Самозванца на лобном месте, а затем венчать на царство [10]. Имена иерархов, встречавших Лжедмитрия и принимавших участие в церемонии венчания, источники не называют. Можно предположить, что Феодосия еще не было в то время в столице, хотя, по мнению И.О. Тюменцева, архиепископ был доставлен в лагерь Самозванца в Орел, где, «спасая свою жизнь, покаялся и милостиво был прощен» [11].
Судьба Феодосия, по-видимому, была все же связана с астраханскими событиями и судьбой воеводы М.Б. Сабурова, который был отставлен в конце июня 1605 г. и замещен сначала кн. В.М. Лобановым-Ростовским, а только в конце августа — кн. И.Д. Хворостининым [12]. Но Сабуров не был «арестован», он стал боярином в Думе Самозванца и в качестве астраханского воеводы размещал на жительство сосланных родственников — Годуновых, затем был назначен воеводою в Цареве-Борисове [13]. Примечательно, что и Сабуров, и Феодосий названы в «списке сената» Лжедмитрия 1 как члены его Боярской Думы. Все это позволяет сомневаться в упорстве как воеводы, так и архиепископа, не признавших будто бы власть Самозванца. По-видимому, это «непризнание» относилось к более раннему периоду, когда Самозванец лишь начинал военную акцию. В апреле—мае 1604 г. он послал С. Свирского с «царским знаменем» к донским казакам. В октябре 1604 г. у Монастыревского острога в его стан пришел отряд, состоящий из казаков донских, терских и яицких, а в ноябре под Чернигов прибыло еще 9 тыс. дончаков. Движение донских, терских и яицких казаков в пользу Самозванца не могло остаться неизвестным в Астрахани, как и переход под Кромами 7 — 9 мая 1605 г. на сторону самозванца всего войска Годуновых [14]. Когда казаки, воспринимая все эти известия, заволновались, архиепископ еще продолжал анафематствовать «ростригу Гришку Отрепьева» (как и во всех епархиях государства). Неопределенность ситуации, когда ни воевода, ни архиепископ не решались ничего предпринимать до получения известий о власти в Москве, продлилась до конца июня 1605 г. Тогда воевода Сабуров признал царя-Самозванца, получил боярский чин и новое назначение, а владыка Феодосий претерпел гонения от астраханцев. Доказательств, что он продолжал анафематствовать Отрепьева, мы не имеем, кроме житийной легенды; между тем Феодосий единственный олицетворял сторонников Годуновых и низложенного патриарха Иова и лишь поэтому в глазах астраханцев подлежал наказанию. Напомним, что местное казачество уже до появления Самозванца находилось в определенной конфронтации с официальной властью, правительство Годунова в этой среде не имело популярности.
Сознательное противодействие Феодосия власти царяСамозванца в Астрахани маловероятно также в связи с его «вторым московским пребыванием». Точно не известно, когда именно владыка оказался в столице. Но уже в списке членов Боярской Думы Лжедмитрия, составленном 10—13 апреля 1606 г. [15], он значится среди членов Освященного Собора Думы[16]. Ясно, что либо Герой смирился, либо таковым и не был. В этой связи важно отметить одно обстоятельство: Феодосий проживал на подворье митрополита Гермогена. С последним связывают открытое выступление за перекрещивание Марины Мнишек перед венчанием. Таким образом, Феодосий вновь попадает в число Героев-оппозиционеров. Но если Гермоген, как считают, был удален на кафедру в Казань, то Феодосий продолжал жить на подворье митрополита (Астраханская архиепископия в 1602 г была выделена из Казанской, поэтому первое время своего подворья в Москве не имела). Более того, 8 мая 1606 г. он вместе с архиепископом-греком Арсением Элассонским подносил корону Марине Мнишек, которая так и не приняла перекрещивания [17]. Наконец, наряду с остальными, Феодосий поднес подарки Самозванцу [18].
Косвенным подтверждением лояльного отношения Феодосия к Лжедмитрию I стало его отправление на епархию Василием Шуйским. Новый царь использовал все возможные средства для дискредитации Самозванца, даже свидетельства полуслепого Иова и Марии Нагой. «Героизм» прежних обличений Феодосия был весьма кстати, но им не воспользовались. Вместо этого архиепископ в составе комиссии митрополита Филарета был послан в Углич для обретения и перенесения мощей царевича Дмитрия (3 июня 1606 г.) Эта «миссия искупления» весьма символична. Оба иерарха в свое время относились лояльно к Самозванцу. Филарет именно в его царствование стал митрополитом. Теперь Филарет Никитич претендовал на патриаршество. Однако, пока комиссия ездила в Углич, царь принял решение о возведении на патриаршество Гермогена. По приезде из Углича и Филарет, и Феодосий были отправлены на свои кафедры. Возможно, приведенные факты свидетельствуют о близости Феодосия к «партии» Романовых, которая, между прочим, стояла у колыбели идеи самозванчества. Новый патриарх Гермоген не поддержал Феодосия (важные иерархи оставались в столице), что также свидетельствует о расхождении их позиций еще со времен Лжедмитрия I.
Итак, если на вопрос, имели ли место обличения Самозванца Феодосием, мы не можем ответить достаточно аргументированно, то все же названные факты «услужения» Лжедмитрию I перечеркивают сам Подвиг, который всегда ставился в прямую зависимость от противостояния «ложному царю», и в этом смысле «полуправды» быть не могло. С другой стороны, совершенно понятно^ что при поголовном признании «царя Дмитрия Ивановича» Героя в среде «верхов» общества «обрести» было невозможно, когда еще здравствовали очевидцы и свидетели. Лишь после исчезновения «поколения Смуты», когда не было ни очевидцев, ни названных Героев, это стало возможным. Для церковных иерархов Смутного времени шанс возрастал, когда у мощей начинались чудеса, а сами они (как в случае с Феодосием) обретались нетленными во «всевидении» («светло аки живе сущу») [19]. Если же это происходило в провинции, вдали от «всепомнящей Москвы», то появление легенды в «Житии» становилось возможным и в 1617 г., что, кроме всего прочего, «искупало» двойную вину астраханцев («арест» 1605 г., недопущение к погребению в 1607 г.) перед своим первым архиепископом.
УЛЬЯНОВСКИЙ В.И. Духовник самозванца архимандрит Исайя: миссия молчания
Примечания
[1] Костомаров Н. И. Личности Смутного времени // Исторические монографии и исследования. СПб., 1881. Т. 3.
[2] Ключевский В. О. Древнерусские жития святых как исторический источник. М., 1987. С. 333.
[3] Макарий Булгаков, митр. История Русской Церкви. СПб., 1881. Т 10. Кн. 1. С. 105 — 106; Саввинский И. Историческая записка об Астраханской епархии за 300 лет ее существования. Астрахань, 1903. С. 117.; Ключаревская летопись. Астрахань, 1887 С. 10; Благонравов М. Архиереи Астраханской епархии за 300лет ее существования. Астрахань, 1902. С. 6; Любавский П. Иерархия Астраханской епархии // ЧОИДР. 1848. T. IV. С. 65 — 66; Вестник Европы. 1866. T. II. С. 14; Костомаров Н.И. Собр. соч. Кн. 11. T. IV. СПб., 1904. С. 142.
[4] Карташев А. В. Очерки истории Русской Церкви. Т 2. М., 1992. С. 55.
[5] Дубаков А.В. Первый Астраханский архиепископ Феодосий // Мир Православия. Волгоград, 1997. С. 58 — 59.
[6] Строев П. Списки иерархов и настоятелей монастырей Российской церкви. СПб., 1877. Стб. 309.
[7] ДАИ. T. 1 СПб., 1846. С. 255, 258; ААЭ. Т. 2. С. 79; РИБ. Т. XIII. СПб., 1909. Стб. 933. РНБ. ОР. Ф. 487. On. 2. Ed. F. 216. Л. 71 об. ДАМ. T. 1. С. 255; Сб. материалов по русской истории начала XVII века. СПб., 1896. С. 63.
[8] Дмитриевский А.А. Житие и подвиги первого астраханского архиепископа Феодосия // Труды КДА. 1903. Кн. 5. С. 148 — 151; См. также: Ключевский В. О. Древнерусские жития. С. 333; Платонов С.Ф. Древнерусские сказания и повести о Смутном времени XVII века как исторический источник. СПб., /888. С. 296 — 297; Он же. Соч. Т. 2. СПб., 1913. С. 373; Иванов Ф.И. Церковь в эпоху Смутного времени на Руси. Екатеринослав, 1906. С. 53, пр. 2.
[9] Барсуков П. Источники русской агиографии. СПб., 1882. Стб. 601 — 602; Дмитриевский А.А. Житие и подвиги. С. 145 — 171.
[10] РИБ. Т. ХШ. Стб. 536; РИБ. OP. F. IV. 228. Л. 110; РГБ. ОР. Мр. 2900. Л. 24 об.
[11] Тюменцев И О. Государство и Церковь в России в 1608 — 1610 гг. // Средневековое Православие от прихода до патриархата. Волгоград, 1997. С. 114.
[12] Белокуров С.А. Разрядные записи за Смутное время. СПб., 1907. С. 40, 202, 205; ЧОИДР. 1918. Кн.1. С. 325- 326; РЯБ. ОР. Ф. 775. Ед. 1860. Л. 741 об.; Смирнов И. И. Астрахань и восстание Болотникова // Исторические Записки. 1947. Т. 22. С. 170 — 175.
[13] Веселовский С. Б. Исследования по истории класса служилых землевладельцев. М., 1969. С. 193; Зимин А.А. Состав Боярской Думы в XV — XVII веках // Археографический ежегодник за 1957год. М., 1858. С. 78, пр. 448; Белокуров С.А. Разрядные записи. С. 202.
[14] Ульяновский В. И. Россия в начале Смуты: очерки социально-политической истории и источниковедения. Ч. 1. Киев, 1993. С. 82 87, 92.
[15] Там же. Ч. 2. С. 68 — 76.
[16] РГАДА. Ф. 149. On. 1. Ed. 9. Л. 1 — I об.; Собрание государственных грамот и договоров (СГ ГД). СПб., 1819. Ч. 2. С. 208. Там же. С. 292.
[17] РГАДА. Ф. 149. On. 1. Ед. 28 в. СГГД. Ч. 2. С. 311, 316; ДАИ. T. 1. С. 262.
[18] Ульяновский В И. Православная Церковь и Лжедмитрий 1 // Архив русской истории. М., 1993. Вып. 3. С. 39 — 65.
[19] Дмитриевский А.А. Житие и подвиги. С. 170 — 171.