БЕЛОБРОВА О. А. Посольство Константинопольского патриарха Филофея к Сергию Радонежскому

Среди ряда фактов, свидетельствующих о русско-византийских от­ношениях XIV столетия, до сих пор не привлекало внимания исследо­вателей одно событие, а именно — посольство константинопольского патриарха Филофея к игумену Троицкого монастыря Сергию Радонеж­скому.

Между тем, уже издавна на Руси этому событию придавали боль­шое значение. О нем сообщали «Житие Сергия Радонежского»,’) Со­фийская Н-я летопись,²) Степенная книга,⁸) и_т наконец, «Обличение» Феофилакта Лопатинского.⁴) Названные источники указывали, что целью посольства было вручение Сергию грамоты, обязывающей ввести общежитийный устав в монастыре, а вместе с грамотой «поминков» (даров): кдеста, параманда и схимы.

Об этом событии рассказывают также и лицевые изображения «Жития Сергия Радонежского» списка XVI века, где описан прием пос­ланных от Филофея в Троицком монастыре. Среди миниатюр этого спи­ска «Жития» в данном случае обращают на себя внимание две миниа­тюры с изображением вручения от Филофея грамоты (на одной) и кре­ста, как дара константинопольского патриарха (на другой), а также миниатюра с изображением обращения Сергия к московскому митропо­литу Алексею с этой грамотой за разъяснениями.⁵)

О том же большом значении, которое издавна придавалось этому посольству, свидетельствуют, наконец, архивные документы Троице-Сер- гиева монастыря. К сожалению, не сохранились древние описания мо­настырского имущества, но Опись 1641 года называет среди наиболее ценных предметов, хранившихся в ризной казне «крестъ воздвизалной животворящее древо, обложенъ золотом, чеканен, а въ главе у крста жимо1шчалная троица да распятие гдне, да образ прчтые бдцы, да Иван Гюгослои, да чюдотворца Сергия, навоженъ чернью, около низано жем да у него же по местомъ тринацат каменей, шесть яхонтов, четыре лалы, два изумруда, да тумпаз на закрепках, двенадцать. зерен гурмышеких, назади подпис, что прислал цреградцки пат- ринрхъ Филофей».)

Подобные же сведения об этом кресте приводят и более поздние монастырские Описи, в их числе Опись .1735 года (наиболее ранняя Опись XVIII века), Опись XIX века и, наконец, самая последняя Опись ИЮ8 года. Но, как показывает сравнение этого креста с подобными из­делиями русской работы, это произведение может быть датировано XVII-м веком. Такую датировку креста подтверждает и палеографиче­ский характер надписи, которая наведена чернью на обратной стороне сто, что отмечено еще в древней Описи 1641 .года: «СИй СТЫИ КРТЪ ПРИ- (ЛАЛЪ СТЕЙШИЙ ПАТРИАРХЪ ЦРИГРАДА КИРЪ ФИЛОФЕИ ВСЕЛНСКИ И УЧИТЕЛ; СВОЕ БЛГОСЛОВЕНИЕ КЪ ПРПБНОМУ ИГУМЕНОУ ТРОЕЦКОМУ СЕРГИЮЧЮДОТВОРЦУ; ВЪ ДНИ БЛАГОСТИВА И ВЕЛИКА КНЗЯ ДМИТРИА ИВАНОВИЧА ВСЕЯ РУСИЯ И СТЕИШАГО АЛЕКСИЯ ЧЮДОТВОРЦА МИТРО­ПОЛИТА КИЕВСКОГО И ВСЕЯ РУСИЯ; НА БЛГОСЛОВЕНИЕ САМОДРЬЦУ ГДРЮ ВЕЛИКОМУ КНЗЮ И ЕГО БЛГОВЕРНЫМЪ КНЗМЪ И ВСЕМ ПРАВО- СЛАВНЫМЪ ХРИСТЙЯНОМЪ». В нижней части креста имеется гравиро­ванная подпись мастера, несомненно XVII века: «ДЪЛАЛ АНДРЕКО ПЕТРОВ СНЪ МАЛОВ», целиком подтверждающая русское происхожде­ние этого креста.

Тем не менее, этот крест в течение более чем двух с половиной столетий (от 1641 до 1918 года) считался одной из самых ценных ре­ликвий монастырской ризницы в качестве своеобразного «вещественно­го доказательства» связи между Троицким монастырем в пору его ста­новления и организации- и константинопольской патриархией. Изобра­жения этого золотого напрестольного креста широко распространялись на протяжении второй половины XIX века в виде цветных литографий; его воспроизведения и описания встречаются в путеводителях по лавре XVIII, XIX и начала XX веков, даже в трудах известного историка рус­ской церкви Е. Голубинского.²)

Только при организации Сергиевского (ныне Загорского) историко- художественного музея — во время работы комиссии по охране па­мятников искусства и старины Троице-Сергиевой лавры, организованной в 1918 году, этот крест получил правильную оценку и был поставлен на свое законное место в ряду ювелирных изделий русских мастеров XVII века с подписью автора Андрея Малова. Между тем из внутренней части креста был извлечен меньший золотой наперсный крест-мощевик с гравированным изображением распятия на одной стороне и русской надписью, перечисляющей имена святых, частицы мощей ко­торых вложены во внутрь креста, на другой.

Эта неожиданная находка, неожиданная тем более, что самые точ­ные монастырские описи нс учитывали крест, сразу заинтересовала уже первых его «открывателей» — Ф. Я. Мишукова, Ю. А. Олсуфьева, П. А. Флоренского и А. Н. Свирина. Только что развенчавшие подложную монастырскую «святыню», — оказавшуюся работой русского мастера XVII века, эти исследователи высказали предположение, не этот ли, спрятанный внутри позднего небольшой золотой наперсный крест был прислан Сергию Радонежскому патриархом Филофеем.)

Исследование креста, а также надписи на нем помогут решить этот вопрос.

Обнаруженный внутри креста XVII века небольшой золотой кре­стик имеет восьмиконечную форму и размер в 4 см. длиной. Изображе­ние распятия на его лицевой стороне отличается лаконизмом и боль­шой выразительностью. Тело Христа несколько изогнуто, голова мучени­чески склонена на плечо. Бросаются в глаза широкая грудь, кисти рук с поднятым вверх большим пальцем, тонкие прямые ноги с едва наме­ченными короткими ступнями. Свободный рисунок изображения выдает руку опытного мастера. Над головой Христа надпись 1C ХЪ. Под но­гами — условное изображение черепа Адама. По краям креста идет тонкая «веревочка» из напаянной витой проволоки. Характер изобра­жения распятия не вызывает прямых или сходных аналогий как среди изделий русских, так и византийских мастеров XIV столетия, но в нем нет ничего и противоречащего такой датировке. Типична для изделий XIV века также пластинчатая техника креста.

Значительную ясность в изучение этого памятника вносит надпись на обратной стороне креста. Здесь гравированы следующие 14 строк полууставом:      «ЖИВОТ||ВОРЯЩОЕ ДЦРЕВО МУНКЦЪМЦ АФОНАСЪЕВЪ С(|ДРВНЕГО ЕДОКИ11ЕЛЪФ1ЕРЬЯ11 ФЕДОСЪЦ И ДВЦИЦНОВЪХЪ МУН^КЪ ЛИТОВЬСЦКЪХЪ» ^[1], то есть: «Животворящее древо мученикамъ Афонасъевъ с древнего, Евдокии, Ельферья, Федосьи-девицы, новыхъ му­чеников литовскихъ». Палеографический анализ надписи позволяет считать, что гравировка была выполнена не позднее XV столетия.^[2])

I In предположению М. В. Щепкиной не исключена возможность, что клянись на кресте была сделана в XV веке в Троицком монастыре или г цел 1*ю зафиксировать устную версию о мощах, вложенных в крест, пли ми основе каких-то не сохранившихся письменных источников.

И то же время за XIV век говорит важное обстоятельство, а имен­ии упоминание среди святых, частицы мощей которых были избраны дли настоящего креста, «новых мучеников литовских». Дело в том, что почитание мощей Евдокии, Елферия, Феодосии-девицы упоминается русскими путешественниками в Царьград — Стефаном Новгородцем (ок. 1350 года), дьяком Александром (1391 —1395 годы), иеродиаконом Троице-Сергиева монастыря * Зоей мой* (1430 год).) Что же касается «новых мучеников литовских», т. е. Иоанна, Евстафия и Антония, то надо отметить, что их «мученическая» смерть имела место в Вильнюсе в 1347 году, а канонизация их как святых православной восточной церкви связана со второй половиной XIV века и, в частности, с дея­тельностью константинопольского патриарха Филофея.) Среди памят­ников русской письменности и искусства упоминание «новых мучени­ков литовских» становится широким только в середине XVI века, когда переписывались и распространялись списки их жития) и когда была произведена официальная канонизация их на соборе 1549 года.)

Упоминание мощей святых литовского происхождения для чисто русских памятников XIV или начала XV веков таким образом не ти­пичное явление. По-иному дело обстоит для памятников византийского происхождения. Некоторые изделия такого рода подтверждают почи­тание «новых мучеников литовских» в гораздо более раннее время. Так, «большой» саккос митрополита Фотия (1408—1431 гг.) из собрания Гое. Оружейной палаты Московского Кремля среди шитых изображе­ний имеет изображения святых Иоанна, Евстафия и Антония. По-види­мому, также со сферой деятельности митрополита Фотия связан и дру­гой предмет, имеющий упоминание в надписи «новоявленных литовских страстотерпец» и датируемый 14J4 подом. Это — серебряная вызоло­ченная рака-ковчег с русскими надписями, перечисляющими мощи раз­личных святых по сторонам золотого четырехконечного креста-тельника, на котором была греческая непрочтенная надпись.^[3]) К сожалению, этот памятник не сохранился или хранится среди неопознанных изделий в коллекции какого-либо музея.

Как видим, в изделиях византийского происхождения начала XV ве­ка, в отличие от современных им и тем более ранних русских, встре­чается известие о «новых мучениках литовских».

Какая же связь между Византией и Литвой? Почему маленький наперсный золотой крест, называя славянским полууставом литовских мучеников, невольно наводит на мысль о каких-то византийских источ­никах?

Между тем, эта связь существовала и имела свое яркое выражение главным образом в XIV веке и отчасти в начале XV века. Достаточно ознакомиться с протоколами константинопольской патриархии XIV сто­летия, чтобы убедиться, как много внимания требовали к себе дела литовской земли. Литовское княжество времени правления Ольгерда и в XV веке стремилось к установлению церковной самостоятельно­сти и к отделению в этом вопросе от влияния Москвы. Этот период был исполнен «острой дипломатической борьбы между литовским и московским правительствами по вопросу церковно-политических отно­шений, имевших существенное значение в политике обоих государств. Ольгерд рассчитывал получить у константинопольского патриарха пра­во на организацию самостоятельной митрополии, однако, в конечном итоге потерпел неудачу, и литовская церковь осталась в подчинении у митрополита «всея Руси» (1363 г.)».^[4])

В свете этих обстоятельств проясняется, каким образом частицы мощей трех литовских мучеников, находящихся в Вильнюсе, оказались в Царьграде: их, по-видимому, послал туда сам Ольгерд, принявший христианство уже после расправы над своими тремя земляками. Этим путем литовский князь, надо думать, стремился показать константино­польскому патриарху заслуги Литвы перед христианской церковью и тем самым добиться самостоятельной митрополии.

В вопросе о церковных делах литовского княжества константино­польские патриархи испытывали большие колебания. Известно, напри­мер, что патриарх Филофей, поставив митрополитом «всея Руси» Алек­сея (1354 г.), в том же году направляет в Литву митрополитом Романа и «бысть межи их нелюбие велие», гласит Никоновская летопись.^[5])

Нет ничего удивительного, что, поставляя в митрополиты москов­ского кандидата Алексея и имея в виду усилить русскую церковь неко­торыми мероприятиями по ее консолидации, в частности путем введения в русских монастырях нового общежитийного устава, Филофей в то же время стремился сохранить единство русской и литовской церк­вей Дли этого одновременно в глазах русского духовенства поднима­вши. заслуги литовской церкви, для чего были утверждены «новые му­ченики литовские», канонизация которыми была произведена, возможно, тогда же, в 1354 году. Правда, поставление в митрополиты одно­временно с Алексеем и литовского кандидата Романа нарушило перво­начальный замысел, но после смерти Романа, будучи второй раз патри­архом, Филофей имел возможность писать на Русь Алексею с увеща­нием не оставлять без надзора литовских епархий.

Таким образом, характер креста, содержание надписи и выбор емытых на малом кресте-мощевике собрания Загорского музея сви­детельствуют о византийском, а не русском происхождении этого памят­ника. Безусловно, это не означает, что крест обязательно мог быть ис­полнен лучшим столичным византийским мастером XIV века. В этом не трудно убедиться, если проследить, что собой представляли тради­ционные подарки константинопольских патриархов на Русь. Известно, что патриарх Филофей послал в Москву с вновь поставленным в митро­политы Алексеем в 1355 году московскому великому князю золотой креет-мощевик, ныне хранящийся в Гос. Оружейной палате Московско- I о Кремля.²) Этот роскошный крест не был выполнен специально по заказу Филофея, ибо он более древний по происхождению, по-видимому XII -XIII веков. Возможно, что это богатое ювелирное изделие прошло, го Филофей избрал для подарка в связи с тем, что в XIV веке в Ви­зантии, как впрочем и на Руси, эолотые предметы делали редко, а если и делали, то они выходили значительно скромнее, чем в X—XII веках. Даже посланные тем же Филофеем новгородскому епископу Моисею крестчатые ризы (фелонь) были сшиты из скромной, неценной ткани.)

Следовательно, весьма возможно, что небольшой наперсный золотой крест-мощевик был выполнен русским монахом, жившим в Константинополе, специально по заказу Филофея для игумена Троицкого мо­настыря Сергия. Вполне понятно поэтому, что этот крест должен был отличаться от пышного дара великому князю московскому. Но, как и I мечено, идя навстречу усилению русской церкви, патриарх Филофей, видимо, стремился поднять в глазах Руси авторитет Литвы. Это обстоя­тельство как раз и могло послужить причиной того, что в крест XIV века были вложены частицы мощей литовских мучеников наряду с византийскими святынями.

В заключение необходимо остановиться на датировке посольства Филофея к Сергию и, следовательно, на датировке самого креста. Как отмечено, вместе с крестом от Филофея Сергию была вручена грамота, в которой предлагалось ввести в монастыре общежитийный устав. В связи с тем, что митрополит Алексей принимал непосредственное уча­стие в этом деле,) ничего нет удивительного в том, что грамота к Сергию была привезена ему теми же послами, которые сопровождали Алексея из Константинополя для объявления на Руси о состоявшемся поставлении его в митрополиты. Алексей возвратился из этой своей поездки осенью 1355 года ^[6]). В том же году в Троицком монастыре было введено общежитие. Следовательно и крест от Филофея был вру­чен Сергию в 1355 году. Включение в число мощей «новых мучеников литовских», убитых в 1347 году, и принятая датировка посольства к Сергию патриарха Филофея являются тем промежутком времени, за который был исполнен золотой крест. Более того, его изготовление можно датировать 1354 годом, т. е. годом возможной канонизации «но­вых мучеников литовских» в Константинополе. В таком случае, если надпись и была исполнена впоследствии, то она отразила действитель­ные события XIV века.

Так последние строки надписи небольшого креста-мощевика из соб­рания Загорского музея поднимают важные исторические проблемы прошлого нашей Родины. В связи с этим возникает вопрос о сложных связях между Москвой, Царьградом и литовским княжеством XIV—XV веков, который заслуживает сам по себе всестороннего, глубокого и специального внимания.

Что же касается креста, то он носит на себе признаки своего вре­мени, насыщенного чрезвычайно разнообразными событиями истории Руси, Литвы и Византии, что нашло свое отражение на этом памятнике и что так ярко рисуют письменные источники, повествуя об этом пе­риоде.

Примечания

Ф. Мишуков. Утварь Троицкой лавры. Сб. статей: Троице-Сергиева лавра. Комиссия по охране памятников искусства и старины, Сергиев, 1919, стр. 109; Ю. А. Олсуфьев. Опись крестов Троице-Сергиевой лавры, Сергиев, 1921, стр. 3; П. А. Флоренский и Ю. А. Олсуфьев. Амвросий — троицкий резчик, Сергиев, 1927, стр. 25, вклейка на стр. 33. Подобного же мнения придерживается в недавно опубли­кованной статье А. Фролов. A. Frolow. Une staurotheque byzantin, decrit dans le Cod. Vat. gr. 644. В кн.: Cahiers archeologiques, VI11, Paris, 1956, стр. 233.

Надпись на кресте XIV столетием датируют сотрудники Гос. Публичной Биб­лиотеки им. Салтыкова-Щедрина В. Г. Гейман и Е. Э. Гранстрем. Сотрудник Гос. Исторического музея М. В. Щепкина, любезно согласившаяся дать по этому вопросу консультацию, более склонна относить надпись к XV веку.

А. С. Орлов. Библиография русских надписей, изд. АН СССР, М.—Л., 1952, стр. 128, № 209. Складень XVIII века с ракой с ковчегом 1414 г. внутри был в церкви с. Млева Вышневолоцкого уезда Тверской губернии (на берегу реки Меты), а затем — в московском Чудовом монастыре. Ср. Μ. П. Степанов. Храм-усы­пальница, М., 1909, стр. 153—159, табл. XXXIX.

Очерки истории СССР, период феодализма XI—XV веков в двух частях, ч. 2-я, XIV—XV века, М., АН СССР, 1953, стр. 527.

Никоновская летопись, ПСРЛ, т. СПБ., 1885 стр. 225—226.

^[6]) Никоновская летопись, ПСРЛ., т. X, СПБ., 1885, стр.

БЕЛОБРОВА О. А. Посольство Константинопольского патриарха Филофея к Сергию Радонежскому // Сообщения Загорского государственного музея-заповедника 1958. Вып. 2. С. 12–18.