Среди ряда фактов, свидетельствующих о русско-византийских отношениях XIV столетия, до сих пор не привлекало внимания исследователей одно событие, а именно — посольство константинопольского патриарха Филофея к игумену Троицкого монастыря Сергию Радонежскому.
Между тем, уже издавна на Руси этому событию придавали большое значение. О нем сообщали «Житие Сергия Радонежского»,’) Софийская Н-я летопись,2) Степенная книга,8) ит наконец, «Обличение» Феофилакта Лопатинского.4) Названные источники указывали, что целью посольства было вручение Сергию грамоты, обязывающей ввести общежитийный устав в монастыре, а вместе с грамотой «поминков» (даров): кдеста, параманда и схимы.
Об этом событии рассказывают также и лицевые изображения «Жития Сергия Радонежского» списка XVI века, где описан прием посланных от Филофея в Троицком монастыре. Среди миниатюр этого списка «Жития» в данном случае обращают на себя внимание две миниатюры с изображением вручения от Филофея грамоты (на одной) и креста, как дара константинопольского патриарха (на другой), а также миниатюра с изображением обращения Сергия к московскому митрополиту Алексею с этой грамотой за разъяснениями.5)
О том же большом значении, которое издавна придавалось этому посольству, свидетельствуют, наконец, архивные документы Троице-Сер- гиева монастыря. К сожалению, не сохранились древние описания монастырского имущества, но Опись 1641 года называет среди наиболее ценных предметов, хранившихся в ризной казне «крестъ воздвизалной животворящее древо, обложенъ золотом, чеканен, а въ главе у крста жимо1шчалная троица да распятие гдне, да образ прчтые бдцы, да Иван Гюгослои, да чюдотворца Сергия, навоженъ чернью, около низано жем да у него же по местомъ тринацат каменей, шесть яхонтов, четыре лалы, два изумруда, да тумпаз на закрепках, двенадцать. зерен гурмышеких, назади подпис, что прислал цреградцки пат- ринрхъ Филофей».)
Подобные же сведения об этом кресте приводят и более поздние монастырские Описи, в их числе Опись .1735 года (наиболее ранняя Опись XVIII века), Опись XIX века и, наконец, самая последняя Опись ИЮ8 года. Но, как показывает сравнение этого креста с подобными изделиями русской работы, это произведение может быть датировано XVII-м веком. Такую датировку креста подтверждает и палеографический характер надписи, которая наведена чернью на обратной стороне сто, что отмечено еще в древней Описи 1641 .года: «СИй СТЫИ КРТЪ ПРИ- (ЛАЛЪ СТЕЙШИЙ ПАТРИАРХЪ ЦРИГРАДА КИРЪ ФИЛОФЕИ ВСЕЛНСКИ И УЧИТЕЛ; СВОЕ БЛГОСЛОВЕНИЕ КЪ ПРПБНОМУ ИГУМЕНОУ ТРОЕЦКОМУ СЕРГИЮЧЮДОТВОРЦУ; ВЪ ДНИ БЛАГОСТИВА И ВЕЛИКА КНЗЯ ДМИТРИА ИВАНОВИЧА ВСЕЯ РУСИЯ И СТЕИШАГО АЛЕКСИЯ ЧЮДОТВОРЦА МИТРОПОЛИТА КИЕВСКОГО И ВСЕЯ РУСИЯ; НА БЛГОСЛОВЕНИЕ САМОДРЬЦУ ГДРЮ ВЕЛИКОМУ КНЗЮ И ЕГО БЛГОВЕРНЫМЪ КНЗМЪ И ВСЕМ ПРАВО- СЛАВНЫМЪ ХРИСТЙЯНОМЪ». В нижней части креста имеется гравированная подпись мастера, несомненно XVII века: «ДЪЛАЛ АНДРЕКО ПЕТРОВ СНЪ МАЛОВ», целиком подтверждающая русское происхождение этого креста.
Тем не менее, этот крест в течение более чем двух с половиной столетий (от 1641 до 1918 года) считался одной из самых ценных реликвий монастырской ризницы в качестве своеобразного «вещественного доказательства» связи между Троицким монастырем в пору его становления и организации- и константинопольской патриархией. Изображения этого золотого напрестольного креста широко распространялись на протяжении второй половины XIX века в виде цветных литографий; его воспроизведения и описания встречаются в путеводителях по лавре XVIII, XIX и начала XX веков, даже в трудах известного историка русской церкви Е. Голубинского.2)
Только при организации Сергиевского (ныне Загорского) историко- художественного музея — во время работы комиссии по охране памятников искусства и старины Троице-Сергиевой лавры, организованной в 1918 году, этот крест получил правильную оценку и был поставлен на свое законное место в ряду ювелирных изделий русских мастеров XVII века с подписью автора Андрея Малова. Между тем из внутренней части креста был извлечен меньший золотой наперсный крест-мощевик с гравированным изображением распятия на одной стороне и русской надписью, перечисляющей имена святых, частицы мощей которых вложены во внутрь креста, на другой.
Эта неожиданная находка, неожиданная тем более, что самые точные монастырские описи нс учитывали крест, сразу заинтересовала уже первых его «открывателей» — Ф. Я. Мишукова, Ю. А. Олсуфьева, П. А. Флоренского и А. Н. Свирина. Только что развенчавшие подложную монастырскую «святыню», — оказавшуюся работой русского мастера XVII века, эти исследователи высказали предположение, не этот ли, спрятанный внутри позднего небольшой золотой наперсный крест был прислан Сергию Радонежскому патриархом Филофеем.)
Исследование креста, а также надписи на нем помогут решить этот вопрос.
Обнаруженный внутри креста XVII века небольшой золотой крестик имеет восьмиконечную форму и размер в 4 см. длиной. Изображение распятия на его лицевой стороне отличается лаконизмом и большой выразительностью. Тело Христа несколько изогнуто, голова мученически склонена на плечо. Бросаются в глаза широкая грудь, кисти рук с поднятым вверх большим пальцем, тонкие прямые ноги с едва намеченными короткими ступнями. Свободный рисунок изображения выдает руку опытного мастера. Над головой Христа надпись 1C ХЪ. Под ногами — условное изображение черепа Адама. По краям креста идет тонкая «веревочка» из напаянной витой проволоки. Характер изображения распятия не вызывает прямых или сходных аналогий как среди изделий русских, так и византийских мастеров XIV столетия, но в нем нет ничего и противоречащего такой датировке. Типична для изделий XIV века также пластинчатая техника креста.
Значительную ясность в изучение этого памятника вносит надпись на обратной стороне креста. Здесь гравированы следующие 14 строк полууставом: «ЖИВОТ||ВОРЯЩОЕ ДЦРЕВО МУНКЦЪМЦ АФОНАСЪЕВЪ С(|ДРВНЕГО ЕДОКИ11ЕЛЪФ1ЕРЬЯ11 ФЕДОСЪЦ И ДВЦИЦНОВЪХЪ МУН^КЪ ЛИТОВЬСЦКЪХЪ» [1], то есть: «Животворящее древо мученикамъ Афонасъевъ с древнего, Евдокии, Ельферья, Федосьи-девицы, новыхъ мучеников литовскихъ». Палеографический анализ надписи позволяет считать, что гравировка была выполнена не позднее XV столетия.[2])
I In предположению М. В. Щепкиной не исключена возможность, что клянись на кресте была сделана в XV веке в Троицком монастыре или г цел 1*ю зафиксировать устную версию о мощах, вложенных в крест, пли ми основе каких-то не сохранившихся письменных источников.
И то же время за XIV век говорит важное обстоятельство, а имении упоминание среди святых, частицы мощей которых были избраны дли настоящего креста, «новых мучеников литовских». Дело в том, что почитание мощей Евдокии, Елферия, Феодосии-девицы упоминается русскими путешественниками в Царьград — Стефаном Новгородцем (ок. 1350 года), дьяком Александром (1391 —1395 годы), иеродиаконом Троице-Сергиева монастыря * Зоей мой* (1430 год).) Что же касается «новых мучеников литовских», т. е. Иоанна, Евстафия и Антония, то надо отметить, что их «мученическая» смерть имела место в Вильнюсе в 1347 году, а канонизация их как святых православной восточной церкви связана со второй половиной XIV века и, в частности, с деятельностью константинопольского патриарха Филофея.) Среди памятников русской письменности и искусства упоминание «новых мучеников литовских» становится широким только в середине XVI века, когда переписывались и распространялись списки их жития) и когда была произведена официальная канонизация их на соборе 1549 года.)
Упоминание мощей святых литовского происхождения для чисто русских памятников XIV или начала XV веков таким образом не типичное явление. По-иному дело обстоит для памятников византийского происхождения. Некоторые изделия такого рода подтверждают почитание «новых мучеников литовских» в гораздо более раннее время. Так, «большой» саккос митрополита Фотия (1408—1431 гг.) из собрания Гое. Оружейной палаты Московского Кремля среди шитых изображений имеет изображения святых Иоанна, Евстафия и Антония. По-видимому, также со сферой деятельности митрополита Фотия связан и другой предмет, имеющий упоминание в надписи «новоявленных литовских страстотерпец» и датируемый 14J4 подом. Это — серебряная вызолоченная рака-ковчег с русскими надписями, перечисляющими мощи различных святых по сторонам золотого четырехконечного креста-тельника, на котором была греческая непрочтенная надпись.[3]) К сожалению, этот памятник не сохранился или хранится среди неопознанных изделий в коллекции какого-либо музея.
Как видим, в изделиях византийского происхождения начала XV века, в отличие от современных им и тем более ранних русских, встречается известие о «новых мучениках литовских».
Какая же связь между Византией и Литвой? Почему маленький наперсный золотой крест, называя славянским полууставом литовских мучеников, невольно наводит на мысль о каких-то византийских источниках?
Между тем, эта связь существовала и имела свое яркое выражение главным образом в XIV веке и отчасти в начале XV века. Достаточно ознакомиться с протоколами константинопольской патриархии XIV столетия, чтобы убедиться, как много внимания требовали к себе дела литовской земли. Литовское княжество времени правления Ольгерда и в XV веке стремилось к установлению церковной самостоятельности и к отделению в этом вопросе от влияния Москвы. Этот период был исполнен «острой дипломатической борьбы между литовским и московским правительствами по вопросу церковно-политических отношений, имевших существенное значение в политике обоих государств. Ольгерд рассчитывал получить у константинопольского патриарха право на организацию самостоятельной митрополии, однако, в конечном итоге потерпел неудачу, и литовская церковь осталась в подчинении у митрополита «всея Руси» (1363 г.)».[4])
В свете этих обстоятельств проясняется, каким образом частицы мощей трех литовских мучеников, находящихся в Вильнюсе, оказались в Царьграде: их, по-видимому, послал туда сам Ольгерд, принявший христианство уже после расправы над своими тремя земляками. Этим путем литовский князь, надо думать, стремился показать константинопольскому патриарху заслуги Литвы перед христианской церковью и тем самым добиться самостоятельной митрополии.
В вопросе о церковных делах литовского княжества константинопольские патриархи испытывали большие колебания. Известно, например, что патриарх Филофей, поставив митрополитом «всея Руси» Алексея (1354 г.), в том же году направляет в Литву митрополитом Романа и «бысть межи их нелюбие велие», гласит Никоновская летопись.[5])
Нет ничего удивительного, что, поставляя в митрополиты московского кандидата Алексея и имея в виду усилить русскую церковь некоторыми мероприятиями по ее консолидации, в частности путем введения в русских монастырях нового общежитийного устава, Филофей в то же время стремился сохранить единство русской и литовской церквей Дли этого одновременно в глазах русского духовенства поднимавши. заслуги литовской церкви, для чего были утверждены «новые мученики литовские», канонизация которыми была произведена, возможно, тогда же, в 1354 году. Правда, поставление в митрополиты одновременно с Алексеем и литовского кандидата Романа нарушило первоначальный замысел, но после смерти Романа, будучи второй раз патриархом, Филофей имел возможность писать на Русь Алексею с увещанием не оставлять без надзора литовских епархий.
Таким образом, характер креста, содержание надписи и выбор емытых на малом кресте-мощевике собрания Загорского музея свидетельствуют о византийском, а не русском происхождении этого памятника. Безусловно, это не означает, что крест обязательно мог быть исполнен лучшим столичным византийским мастером XIV века. В этом не трудно убедиться, если проследить, что собой представляли традиционные подарки константинопольских патриархов на Русь. Известно, что патриарх Филофей послал в Москву с вновь поставленным в митрополиты Алексеем в 1355 году московскому великому князю золотой креет-мощевик, ныне хранящийся в Гос. Оружейной палате Московско- I о Кремля.2) Этот роскошный крест не был выполнен специально по заказу Филофея, ибо он более древний по происхождению, по-видимому XII -XIII веков. Возможно, что это богатое ювелирное изделие прошло, го Филофей избрал для подарка в связи с тем, что в XIV веке в Византии, как впрочем и на Руси, эолотые предметы делали редко, а если и делали, то они выходили значительно скромнее, чем в X—XII веках. Даже посланные тем же Филофеем новгородскому епископу Моисею крестчатые ризы (фелонь) были сшиты из скромной, неценной ткани.)
Следовательно, весьма возможно, что небольшой наперсный золотой крест-мощевик был выполнен русским монахом, жившим в Константинополе, специально по заказу Филофея для игумена Троицкого монастыря Сергия. Вполне понятно поэтому, что этот крест должен был отличаться от пышного дара великому князю московскому. Но, как и I мечено, идя навстречу усилению русской церкви, патриарх Филофей, видимо, стремился поднять в глазах Руси авторитет Литвы. Это обстоятельство как раз и могло послужить причиной того, что в крест XIV века были вложены частицы мощей литовских мучеников наряду с византийскими святынями.
В заключение необходимо остановиться на датировке посольства Филофея к Сергию и, следовательно, на датировке самого креста. Как отмечено, вместе с крестом от Филофея Сергию была вручена грамота, в которой предлагалось ввести в монастыре общежитийный устав. В связи с тем, что митрополит Алексей принимал непосредственное участие в этом деле,) ничего нет удивительного в том, что грамота к Сергию была привезена ему теми же послами, которые сопровождали Алексея из Константинополя для объявления на Руси о состоявшемся поставлении его в митрополиты. Алексей возвратился из этой своей поездки осенью 1355 года [6]). В том же году в Троицком монастыре было введено общежитие. Следовательно и крест от Филофея был вручен Сергию в 1355 году. Включение в число мощей «новых мучеников литовских», убитых в 1347 году, и принятая датировка посольства к Сергию патриарха Филофея являются тем промежутком времени, за который был исполнен золотой крест. Более того, его изготовление можно датировать 1354 годом, т. е. годом возможной канонизации «новых мучеников литовских» в Константинополе. В таком случае, если надпись и была исполнена впоследствии, то она отразила действительные события XIV века.
Так последние строки надписи небольшого креста-мощевика из собрания Загорского музея поднимают важные исторические проблемы прошлого нашей Родины. В связи с этим возникает вопрос о сложных связях между Москвой, Царьградом и литовским княжеством XIV—XV веков, который заслуживает сам по себе всестороннего, глубокого и специального внимания.
Что же касается креста, то он носит на себе признаки своего времени, насыщенного чрезвычайно разнообразными событиями истории Руси, Литвы и Византии, что нашло свое отражение на этом памятнике и что так ярко рисуют письменные источники, повествуя об этом периоде.
Примечания
Ф. Мишуков. Утварь Троицкой лавры. Сб. статей: Троице-Сергиева лавра. Комиссия по охране памятников искусства и старины, Сергиев, 1919, стр. 109; Ю. А. Олсуфьев. Опись крестов Троице-Сергиевой лавры, Сергиев, 1921, стр. 3; П. А. Флоренский и Ю. А. Олсуфьев. Амвросий — троицкий резчик, Сергиев, 1927, стр. 25, вклейка на стр. 33. Подобного же мнения придерживается в недавно опубликованной статье А. Фролов. A. Frolow. Une staurotheque byzantin, decrit dans le Cod. Vat. gr. 644. В кн.: Cahiers archeologiques, VI11, Paris, 1956, стр. 233.
Надпись на кресте XIV столетием датируют сотрудники Гос. Публичной Библиотеки им. Салтыкова-Щедрина В. Г. Гейман и Е. Э. Гранстрем. Сотрудник Гос. Исторического музея М. В. Щепкина, любезно согласившаяся дать по этому вопросу консультацию, более склонна относить надпись к XV веку.
А. С. Орлов. Библиография русских надписей, изд. АН СССР, М.—Л., 1952, стр. 128, № 209. Складень XVIII века с ракой с ковчегом 1414 г. внутри был в церкви с. Млева Вышневолоцкого уезда Тверской губернии (на берегу реки Меты), а затем — в московском Чудовом монастыре. Ср. Μ. П. Степанов. Храм-усыпальница, М., 1909, стр. 153—159, табл. XXXIX.
Очерки истории СССР, период феодализма XI—XV веков в двух частях, ч. 2-я, XIV—XV века, М., АН СССР, 1953, стр. 527.
Никоновская летопись, ПСРЛ, т. СПБ., 1885 стр. 225—226.
[6]) Никоновская летопись, ПСРЛ., т. X, СПБ., 1885, стр.