Правление Александра I для истории Русской Православной Церкви значимо проведением реформы духовного образования. По разработанным документам создавалась духовно-школьная система, аналогичная светской: были выделены учебные округа во главе с академиями, обеспечена преемственность в школьных программах, создана централизованная система управления во главе с Комиссией духовных училищ. По замыслу правительства, необходимым условием реформирования было выведение просвещения из монополии церковной иерархии. Комиссия духовных училищ стала органом, почти независимым от Синода, а учебные округа подчинялись епископам лишь номинально.
В осуществлении реформы правительство у одних представителей высшего духовенства нашло поддержку, а у других встретило сопротивление. И дело было не просто в «консервативности» или «прогрессивности» духовных лиц. Представляется, что источником споров и противоречий было различное понимание русским духовенством смысла и назначения просвещения.
Это понимание определялось приверженностью к одной из двух богословских теорий, утвердившихся в русском Православии. Условно их можно обозначить как «иосифлянская» и «исихастская». Первая получила теоретическое обоснование в наследии преподобного Иосифа Волоцкого, вторая была разработана в трудах Григория Паламы и Нила Сорского.
Часто в исследованиях, посвященных реформе православного образования в правление Александра I, данные различия игнорируются. Проблема сосуществования двух богословских теорий в русской Церкви была поставлена в отечественной историографии в начале XX века.
На основании анализа источников молодой ученый М.Д. Приселков заявил об отличии социальной доктрины русского Православия от византийского [1]. Исследователь считал, что христианство на Русь пришло в интерпретации не только греческих, но и болгарских богословов. Традиционалистский тип культуры симеоновской Болгарии сказался на богословской доктрине первых русских монахов.
Защита диссертации М.Д. Приселкова проходила в обстановке бурных споров. Тогда сторонником новой концепции выступил крупный источниковед А.А. Шахматов. Социальные катаклизмы в России оборвали наметившееся научное направление. К сожалению, советская историография не смогла оценить оставленное ей научное наследие и должным образом им распорядиться. «Новые» историки не захотели видеть в предложенной гипотезе предмет научных исследований. Долгое время в отечественных публикациях наблюдения М.Д. Приселкова оценивались как «служба не науке, а апологетике» [2].
Лишь в опубликованных в 1995 году воспоминаниях Я.С. Лурье высказал иное отношение к научным изысканиям М.Д. Приселкова: «Ему принадлежит постановка грандиозных задач будущих исследований — задач, которые еще придется решать исследователям в конце XX и XXI столетий» [3].
Принятое в советской исторической науке положение об общности классовых интересов самодержавия и Церкви вынуждало ученых игнорировать различия богословских взглядов в среде духовенства. В результате в исследованиях давался вульгарно-упрощенный образ русского священства как монолитного социального слоя в царской России, стоящего на службе интересов господствующего класса.
И все же идеи М.Д. Приселкова были развиты — в русской эмигрантской и зарубежной историографии. Так, П.Н. Милюков отмечал, что первоначально на Руси возникли все виды восточного монашества и лишь впоследствии произошло утверждение доминантного вида, а с ним и господствующей богословской системы. О преобладании «теурегических» настроений в русской Церкви писал В. Зеньковский, Г. Флоровский разработал теорию двух субкультур в русском Православии, Г. Федотов рассмотрел борьбу религиозных идей на примере «Житий», а Ч. Гальперин увязал существование нескольких доктрин с влиянием языческого и мусульманского мировоззрений.
В результате этих исследований в мировой историографии утвердилось признание мировоззренческой неоднородности русского духовенства. В середине нынешнего столетия церковный историк в эмиграции Н.П. Полторацкий констатировал: «Давно замечено, что в русском Православии выделяются, по крайней мере, три направления: монашеско-аскетическое, антропоцентрическое и космологическое» [4].
К монашеско-аскетическому направлению исследователь относил богословские и этические взгляды части русского духовенства, которые сформировались под влиянием первой православной волны, то есть в рамках Фотиевского ренессанса; к антропоцентрическому — последователей идей Григория Паламы, или исихастов; к космологическому — сторонников экуменизма. Третье направление оформилось ко второй половине XIX века и на разработке реформы православного образования 1808 — 1814 гг. еще не сказывалось. На ход преобразований влияли воззрения представителей монашеско-аскетического и антропоцентрического направлений.
Пожалуй, впервые в истории русской Церкви различия этических установок духовенства проявились в противоборстве «иосифлян» и «заволжских старцев» в XV веке. В основе спора Нила Сорского, Иосифа Волоцкого и их последователей стоял вопрос о назначении духовенства в обществе, об отношениях Церкви и государства.
«Иосифляне» миссию духовенства видели в защите обиженных и угнетенных В споре о монастырских селах они отстаивали имущество как средство осуществления милосердия, творения социальной справедливости в миру. Исихасты утверждали, что общественная роль церкви — в отказе от мирской суеты, духовном «водительстве» паствы, ее просвещении.
Тогда в идейном противостоянии победили «иосифляне». Верховная власть поддержала сторонников «социального» Православия, а в национальное сознание прочно вошла идея мессианства. Исихазм оставался духовной альтернативой для части духовенства. Но в Церковь «внешнюю», к участию в политическом состязании с верховной властью исихасты не стремились, и их идеи стали достоянием духовной элиты.
Петровская церковная реформа, ликвидировавшая социальную и экономическую самостоятельность Церкви, а также ее дальнейшее развитие в XVIII веке способствовали кризису социальной доктрины «иосифлянства» и возрождению мистического направления Так что к началу XIX века социальная доктрина официальной Церкви не была единственной и даже господствующей. Значительная часть духовно-православной элиты исповедовала исихастскую теорию общественного назначения Церкви.
Различия в социальных доктринах определяли видение смысла и характера духовного образования. «Иосифлянская» теория нацеливала на освоение накопленного опыта и знания. Обучение считалось средством приобщения учеников к божественной мудрости. Священник воспринимался как хранитель и транслятор унаследованного от Христа учения. «Чистота веры» понималась как неприкосновенность догматов. Отсюда негативное отношение к «мудрствованию», к новому знанию, в которых подозревали источник ересей и опасность церковного раскола. Традиционно воспитательным идеалом православной школы считался монах-эрудит. Этот идеал достигался через схоластические формы обучения — изучение толкований, заучивание латинских и древнегреческих текстов, недопущение в учебные программы светских наук.
Исихастско-мистическая концепция образования строилась на постулате Григория Паламы — «человек богоподобен, так как ему дана возможность творчества». Просвещение трактовалось как божественное озарение, познание — как путь совершенствования, путь богопознания, который индивидуален, интуитивен и проходится каждым верующим самостоятельно. Просвещение нельзя унаследовать, знание нельзя получить в готовом виде: оно вырабатывается в процессе «духовного делания». Большое значение православные мистики придавали самостоятельному изучению текстов Священного Писания. Поощрялись сочинения на богословские темы, проповедничество, работа над переводами источников веры. Овладение светскими науками считалось необходимым этапом самосовершенствования человека.
Известно, что сторонником обновления образования в соответствии с гуманистическими идеалами был архиепископ Евгений (Болховитинов). Именно он представил один из первых вариантов реформы, который обсуждался в Комитете усовершенствования духовных училищ. Архимандрит Филарет (Дроздов) высказывал предложения о переводе обучения на русский язык, а закончивший Петербургскую Главную семинарию М.М. Сперанский настаивал на введении в учебные программы философии и церковной истории. Поддержал обновление духовного образования и митрополит Михаил (Десницкий), воспитанник «новиковской» Педагогической семинарии.
При содействии и активном участии этих сторонников мистического Православия была разработана реформа, изменившая назначение духовной школы. Образование должно было сформировать благочестивых и просвещенных служителей Церкви. Идеалом теперь был не знаток священных текстов, механически воспроизводящий их, а богослов, толкователь, понимающий смысл Св. Писания. Обучение строилось на развитии самостоятельности мышления учеников. Способствовать тому должны были новые формы обучения: вместо зубрежки вводились диспуты, переписывание канонических текстов заменялось сочинениями, изучение компилятивных сборников толкований уступило место анализу источников, вводилось изучение языков Библии. Наряду с грамматикой и историей, много времени в духовном образовании отводилось на изучение философии и богословия.
Традиционную систему православного обучения отстаивали архимандрит Феофилакт (Русанов), митрополит Серафим (Подобедов). Поддержанные светскими сторонниками «иосифлянства», такими как адмирал А.С. Шишков, П.А. Ширинский-Шихматов, А С. Стурдза, они смогли отстоять схоластические принципы духовного образования. Их противодействие стало одной из причин того, что реформа шла тяжело.
Примечания
[1] Приселков М.Д. Очерки по церковно-политической истории Киевской Руси X — XII веков. СПб., 1914.
[2] Королева С. Ю. Проблема «Крещения Руси» в трудах советских историков // Церковь, общество и государство в феодальной России: Сб. cm. М., 1990. С. 337.
[3] Лурье Я. С. Михаил Дмитриевич Приселков и вопросы изучения русского летописания // Отечественная история. 1995. № 1. С. 147.
[4] Полторацкий И. П. Русская религиозная философия // Вопросы философии. 1992. № 2. С. 130.
